Тамара Курдюмова - Литература. 7 класс. Часть 2

2. Можно ли создать словарик тех слов, которые произнес мужик?

3. Какие художественные приемы более всего важны в этой сказке?

4. В каких произведениях вы встречали гротеск как ведущий прием изображения героев?

1. Создайте устные портреты генералов из сказки. Почему так трудно уловить их различие? Как вы объясните такой прием изображения героев?

2. Подготовьте рассказ о мужике, которому удалось двух генералов прокормить.

3. Подготовьте исполнение в лицах одного из диалогов этой сказки, предварительно оговорив характер исполнения каждой роли.

Марк Твен (Сэмюэл Ленгхорн Клеменс) создал замечательные повести «Приключения Тома Сойера» и «Приключения Гекльберри Финна», которые познакомили вас с атмосферой его детства. Конечно, автобиографические произведения не воспроизводят в точности фактов жизни автора, но общее представление о судьбе ребенка и подростка дают прекрасное.

Смерть отца, ранняя самостоятельность, десятки профессий и несгибаемый характер сформировали блестящего писателя. Широкую известность ему принес забавный рассказ на фольклорной основе: «Знаменитая скачущая лягушка из Калавераса». Путешествие в Европу и Палестину стало основой юмористических репортажей, из которых потом была создана книга «Простаки за границей». Успех книги обеспечил автору вступление в большую литературу.

Интерес к современной Твену Америке и к далеким временам Средневековья («Янки при дворе короля Артура») показал нам писателя с широкими и отчетливо выраженными интересами. Он был активным человеком своего времени. Об этом свидетельствует все его творчество. При огромной популярности Марк Твен все же не смог полностью реализовать свой талант. Немалая часть его произведений была опубликована только после смерти писателя.

Не без опасения взялся я временно редактировать сельскохозяйственную газету. Совершенно так же, как простой смертный, не моряк, взялся бы командовать кораблем. Но я был в стесненных обстоятельствах, и жалованье было бы мне весьма кстати. Редактор уезжал в отпуск, я согласился на предложенные им условия и занял его место.

Чувство, что я опять работаю, доставляло мне такое наслаждение, что я всю неделю трудился не покладая рук. Мы сдали номер в печать, и я едва мог дождаться конца дня – так мне не терпелось узнать, какое впечатление произведут мои труды на читателя. Когда я уходил из редакции под вечер, мальчишки и взрослые, стоявшие у крыльца, рассыпались кто куда, уступая мне дорогу, и я услышал, как один из них сказал: «Это он!» Вполне естественно, я был польщен. Наутро, когда я шел в редакцию, я увидел у крыльца такую же кучку зрителей, а кроме того, люди парами и поодиночке стояли на мостовой и на противоположном тротуаре, с интересом глядя на меня. Толпа отхлынула назад и расступилась передо мной, а один из зрителей сказал довольно громко: «Смотрите, какие у него глаза!» Я сделал вид, что не замечаю всеобщего внимания, но втайне был польщен и даже решил написать об этом своей тетке.

Я поднялся на невысокое крыльцо и, подходя к двери, услышал веселые голоса и раскаты хохота. Открыв дверь, я мельком увидел двух молодых людей, судя по одежде – фермеров, которые побледнели и разинули рты при моем появлении. Они с грохотом выскочили в окно, разбив стекла. Меня это удивило.

Приблизительно через полчаса вошел какой-то почтенный старец с длинной развевающейся бородой и благообразным, но довольно суровым лицом. Я пригласил его садиться. Он, по-видимому, был чем-то расстроен. Он снял шляпу и, поставив ее на пол, извлек из кармана красный шелковый платок и последний номер нашей газеты.

Он разложил газету на коленях и, протирая очки платком, спросил:

– Это вы и есть новый редактор?

Я сказал, что да.

– Вы когда-нибудь редактировали сельскохозяйственную газету?

– Нет, – сказал я, – это мой первый опыт.

– Я так и думал. А сельским хозяйством вы когда-нибудь занимались?

– Н-нет, сколько помню, не занимался.

– Я это почему-то предчувствовал, – сказал почтенный старец, надевая очки и взглядывая на меня поверх очков довольно строго. Он сложил газету поудобнее. – Я желал бы прочитать вам строки, которые внушали мне такое предчувствие. Вот эту самую передовицу. Послушайте и скажите, не вы ли это написали?

«Брюкву не следует рвать руками, от этого она портится. Лучше послать мальчика, чтобы он залез на дерево и потряс его».

– Ну-с, что вы об этом думаете? Что вы имели в виду, когда вы это писали?

– Что думаю? Я думаю, что это неплохо. Думаю, что это не лишено смысла. Нет никакого сомнения, что в одном только нашем округе целые миллионы бушелей брюквы пропадают из-за того, что ее рвут недозрелой, а если бы послали мальчика потрясти дерево…

– Потрясите вашу бабушку! Брюква не растет на дереве!

– Ах, вот как, не растет? Ну, а кто же говорил, что растет? Это надо понимать в переносном смысле, исключительно в переносном. Всякий, кто хоть сколько-нибудь смыслит в деле, поймет, что я хотел сказать «потрясти куст».

Тут почтенный старец вскочил с места, разорвал газету на мелкие клочки, растоптал ногами, разбил палкой несколько предметов, сказал, что я смыслю в сельском хозяйстве не больше коровы, и выбежал из редакции, сильно хлопнув дверью. Вообще он вел себя так, что мне показалось, будто он чем-то недоволен. Но, не зная в чем дело, я не мог ему помочь.

Вскоре после этого в редакцию ворвался длинный, похожий на мертвеца субъект с жидкими космами волос, висящими до плеч, с недельной щетиной на всех выступах и впадинах физиономии и замер на пороге, приложив палец к губам. Наклонившись всем телом вперед, он словно прислушивался к чему-то.

Не слышно было ни звука. Но он все-таки прислушивался. Ни звука. Тогда он повернул ключ в замочной скважине, осторожно ступая, на цыпочках подошел ко мне, остановился несколько поодаль и долго всматривался мне в лицо с живейшим интересом, потом извлек из кармана сложенный вчетверо номер моей газеты и сказал:

– Вот вы это написали. Прочтите мне вслух, скорее! Облегчите мои страдания. Я изнемогаю.

Я прочел нижеследующие строки, и, по мере того как слова срывались с моих губ, страдальцу становилось все легче. Я видел, как скорбные морщины на его лице постепенно разглаживались, тревожное выражение исчезало, и, наконец, его черты озарились миром и спокойствием, как озаряется кротким сиянием луны унылый пейзаж.

«Гуано – ценная птица, но ее разведение требует больших хлопот. Ее не следует ввозить раньше июня и позже сентября. Зимой ее нужно держать в тепле, чтобы она могла высиживать птенцов».

«По-видимому, в этом году следует ожидать позднего урожая зерновых. Поэтому фермерам лучше приступить к высаживанию кукурузных початков и посеву гречневых блинов с июля, а не с августа».

«О тыкве. Эта ягода является любимым лакомством жителей Новой Англии; они предпочитают ее крыжовнику для начинки пирогов и используют вместо малины для откорма скота, так как она более питательна, не уступая в то же время малине по качеству. Тыква – единственная съедобная разновидность семейства апельсиновых, произрастающая на севере, если не считать гороха и двух-трех сортов дыни. Однако обычай сажать тыкву перед домом в качестве декоративного растения выходит из моды, так как теперь всеми признано, что она дает мало тени».

«В настоящее время, когда близится жаркая пора и гусаки начинают метать икру…»

Взволнованный слушатель подскочил ко мне, пожал мне руку и сказал:

– Будет, будет, этого довольно. Теперь я знаю, что я в своем уме: вы прочли так же, как прочел я, слово в слово. А сегодня утром, сударь, когда я увидел вашу газету впервые, я сказал себе: «Я никогда не верил этому прежде, хотя друзья и не выпускали меня из-под надзора, но теперь знаю: я не в своем уме». После этого я испустил дикий вопль, так что слышно было за две мили, и побежал убить кого-нибудь: все равно, раз я сумасшедший, до этого дошло бы рано или поздно, так уж лучше не откладывать. Я перечел один абзац из вашей статьи, чтобы убедиться наверняка, что я не в своем уме, потом поджег свой дом и убежал. По дороге я изувечил несколько человек, а одного загнал на дерево, чтобы был под рукой, когда понадобится. Но, проходя мимо вашей редакции, я решил все-таки зайти и проверить себя еще раз; теперь я проверил, и это просто счастье для того бедняги, который сидит на дереве. Я бы его непременно убил, возвращаясь домой. Прощайте, сударь, всего хорошего, вы сняли тяжкое бремя с моей души. Если мой рассудок выдержал ваши сельскохозяйственные статьи, то ему уже ничто повредить не может. Прощайте, всего хорошего.

Меня несколько встревожили увечья и поджоги, которыми развлекался этот субъект, тем более что я чувствовал себя до известной степени причастным к делу. Но я недолго об этом раздумывал – в комнату вошел редактор! (Я подумал про себя: «Вот если б ты уехал в Египет, как я тебе советовал, у меня бы еще была возможность показать, на что я способен. Но ты не пожелал и вернулся. Ничего другого от тебя нельзя ожидать».)